В 15 лет я обалдел от этих строчек Лермонтова. Как оказалось, надолго. Они не исчезают - если я их произнесу на губах останется привкус иронии. И привкус страха. Но я не такой охламон, чтобы терзать эти строчки голосом, однако молчатся они сами собой. Само собой молчится многое. Дурацкое слово "молчится", но "думается" - неточное.
Нашел вчера древнюю рифмовку, мысленно покритиковал, но е-мое (а молчится "Боже мой!") какая же она верная - от того дня и до этого. Не во всем, что из того дня, нуждается этот день (а молчится: из той ночи - эта ночь), но не такой уж я был наивный, сейчас куда как наивнее при всей э-э... искушенности...
Может ли быть набережная - обочиной? Вот в чем смайл.
Не провожай!
(Самооценка: непослушный).
Не провожай, не сдерживай...
Послушай:
Я шел,прощаясь с неживыми - прочными
мирами - зданьями,
я шел обочиной -
по набережной, тяжело свалившейся
под ноги нам.
Один. Еще не сбывшийся,
еще неосторожно не придуманный.
Такой спокойный, что теперь не верится.
Я шел. И было кем-то так задумано:
вставать опять... смеяться и надеяться.